— Ты можешь гордиться им, — обратилась она к Джемайме.

В который раз Джемайма почувствовала жалость к сестре Алехандро. Беатрис было только тридцать три года, но ее мать, похоже, решила оставить ее при себе навсегда. Ни один молодой человек так и не смог заслужить одобрения доньи Гортензии. Послушная дочь, старшая сестра Алехандро вела унылое существование старой девы.

Через некоторое время раздался стук в дверь, и в комнату заглянула маленькая темноволосая головка. Это пришла познакомиться Пласида, новая няня Альфи. Немного поговорив с девушкой, Джемайма оставила сына на ее попечение и пошла к себе. Просторные комнаты, в которых она раньше жила с Алехандро, совершенно преобразились. Теперь там преобладали светло-бежевые тона, изгнав со стен темные обои, которые ей так не нравились, но донья Гортензия говорила, что эти обои ручной работы и должны остаться там навсегда.

У Джемаймы вдруг возникло странное ощущение дежавю. То, что Алехандро не появился в аэропорту, давало ей понять, что в их браке ничего не изменится. В браке, который ей хотелось бы оставить позади. Да и стоило ли ожидать чего-то другого, если он с самого начала решил напомнить ей о своей, словно выбитой в камне, привычке — демонстрировать, кто тут главный? И то, что, не спросив ее, он пригласил Пласиду… Этим он тоже дал понять, что Джемайме не следует чувствовать себя слишком значимой в жизни ее ребенка.

Как только ушла горничная, Джемайма решила принять душ, а потом переодеться. Она была поражена, увидев, что все шкафы были заполнены новой дорогой одеждой, а ящики — тончайшим шелковым бельем. И все это ей идеально подходило. Очевидно, Алехандро дал кому-то указание полностью подобрать новый гардероб. Такая щедрость в его духе. А может… ему показалось, что у нее самой недостаточно вкуса? И поэтому он решил заказать для нее одежду?

Как унизительно! Но, учитывая, что ей придется ужинать с высокомерной свекровью, перспектива быть одетой как бедная родственница еще менее привлекала Джемайму.

В конце концов она остановила свой выбор на элегантном сапфировом платье и, дополнив его босоножками из тонких серебристых ремешков, отправилась проведать Альфи. Ее сын, довольный и веселый, сидел в ванне и играл в кораблики под присмотром Пласиды. Джемайма сообщила девушке, что Альфи уже поел и ужинать не будет.

Вернувшись к себе в комнату, она села перед зеркалом, пытаясь собрать непослушные кудри в какую-нибудь более гладкую прическу. Через пару минут она услышала, как открылась дверь.

На этот раз вид Алехандро нельзя было назвать безупречным. В теплом свете заходящего солнца его дорогой костюм казался мятым и пыльным. Волосы были взъерошены, на скулах проступала синеватая тень щетины. И все равно… все равно он выглядел потрясающе! Реакция ее тела была мгновенной и недвусмысленной. Она почувствовала раздражение — ее гордость не хотела признавать столь приземленные реакции.

— Я предупредил Марию, что сегодня мы будем ужинать вдвоем. Мне нужно только пять минут, чтобы принять душ, — сказал Алехандро, пробежав глазами по соблазнительным изгибам ее тела под переливистым шелком платья. Одобрение в его взгляде было таким горячим, что, казалось, под ним могла задымиться тонкая ткань. И одновременно таким вызывающим, таким чувственным, что только усилило ее раздражение.

— Да как ты смеешь так смотреть на меня? — возмутилась Джемайма, оскорбленная столь унизительной фамильярностью и явно запланированным исходом ужина тет-а-тет. Да, похоже, требовалось гораздо больше усилий, чтобы превратить ее в послушную жену.

Алехандро снял пиджак и начал расстегивать рубашку.

— Ты слишком хороша, чтобы не обращать на тебя внимания, — поддразнил он ее.

Джемайма решила промолчать. Она и без того знала, что так же бесполезно пытаться удержать мужчину на расстоянии, как и жаловаться на отсутствие внимания с его стороны. Она скользнула взглядом по своему отражению в старом зеркале в широкой позолоченной раме. Зачем доставлять Алехандро удовольствие, признаваясь, как она была огорчена, не увидев его в аэропорту? Или тем, что он даже не предупредил, что не приедет? Но она просто не смогла сдержаться:

— Господи, какая я идиотка! Я думала, все будет по-другому. Надеялась, ты сделаешь над собой хоть какое-то усилие.

— О чем ты? — спросил он, снимая рубашку, чтобы явить перед ней превосходный торс.

Джемайма повернулась к нему. Пульс застучал у нее где-то в горле, на мгновение она почувствовала, что не может сказать ни слова. Нет, она не хотела реагировать на это глупое физическое притяжение!

— Я приехала два часа назад. Как ты думаешь, чего мне стоило встретиться с твоей матерью? Тебе даже в голову не пришло, что хотя бы раз в жизни ты должен быть рядом!

— Я оставил тебе записку. Ты хочешь сказать, что не получила ее? — Его спокойная невозмутимость заставила ее только сильнее стиснуть зубы.

— Ты действительно такой наивный? Твоя мать меня ненавидит! Думаешь, она стала бы беспокоиться, чтобы передать мне твою записку?

— Если ты ее не получила, я могу только извиниться, что не оказался достаточно предусмотрительным, — сказал Алехандро, снимая с себя оставшуюся одежду и спокойно направляясь в ванную, обнаженный и гибкий, как молодой бог.

— Не надо тут изображать аристократическую невозмутимость, чтобы смутить меня и заставить замолчать! — бросила она ему в спину.

— С каких это пор тебя можно так смутить, чтобы ты замолчала? — Не оборачиваясь, Алехандро включил душ, заставив ее проглотить свой гнев, как только она поняла, что он все равно ее не услышит.

И все же не удержалась, чтобы не крикнуть:

— Я ненавижу тебя, когда ты так со мной разговариваешь!

Слушая шум воды, Джемайма мерила шагами комнату. Воспоминания о тех безрадостных днях, когда она была здесь, снова вернулись к ней. Господи, как она не хотела снова оказаться в таком положении! Но разве она не сама подписалась на это ради благополучия Альфи?

Шум воды прекратился, в запотевшем стекле замелькало белое пятно полотенца. Пытаясь унять дрожь, Джемайма обхватила себя руками. Через минуту Алехандро вышел из ванной. Черные волосы мокрыми прядями падали на лоб, на теле поблескивали капельки воды.

Он посмотрел на нее и усмехнулся:

— Ты не можешь ненавидеть меня. Конечно, не можешь.

— Ты в этом так уверен? К тому времени, как распался наш брак, я тебя просто не выносила!

Алехандро сделал к ней шаг, и она отступила.

— Но почему? — спокойно спросил он. — Потому что узнал о твоей связи с Марко? Потому что я попросил тебя объяснить, на что ты потратила все деньги?

— Во-первых, — и это самое главное! — я ушла от тебя потому, что ты не верил ни одному моему слову. Впрочем, у меня были и другие причины…

Алехандро нахмурился:

— Сейчас не время устраивать сцены. Я голоден, хочу одеться и поесть.

На нее накатила такая злость, что она даже почувствовала себя выше ростом.

— У тебя никогда не бывает подходящего времени! Хотя бы раз подумай, что ты сделал сам, чтобы разрушить наш брак, и перестань винить во всем только меня!

— Давай оставим в покое прошлое…

— Кто бы говорил! Ты сам постоянно упрекаешь меня за прошлое!

Алехандро вздохнул:

— Ладно. Скажи все, что ты хочешь. Но только покороче.

— Ты заставил меня жить под одной крышей с твоей матерью…

— Замок большой. К тому же в Испании так принято.

— Донья Гортензия ненавидит меня. Она сделала все, чтобы моя жизнь здесь стала невыносимой. Что сделал ты, чтобы остановить ее?

— Ты любишь все преувеличивать. Что значит невыносимой?

— Если я о чем-то просила кого-то из слуг, им сначала приходилось бежать к ней, потому что она считала себя единственной хозяйкой в доме. И обычно случалось так, что, чего бы я ни просила, именно этого не получала. Потом… Она критиковала все, что я делала. Отказывалась разговаривать со мной за столом, когда тебя не было. Оскорбляла меня перед другими гостями. Можешь спросить у своей сестры. Беатрис, словно чумы, боится всяких неприятностей, но она не станет лгать, если ты прямо спросишь ее.