Как это похоже на Алехандро! Он просто «забыл» просветить Джемайму насчет этого факта. Но теперь ей стало ясно, почему донья Гортензия всегда была так холодна к своему старшему сыну.

— Но ведь Марко… ее сын?

— Марко родился через четыре года после того, как донья Гортензия вышла замуж за нашего отца, — кивнула Беатрис. — Она была очень расстроена, когда узнала, что Марко не может унаследовать больше того, что ему следовало по завещанию, поскольку это означало, что пришлось бы продать поместье.

Альфи, увидев их, побежал к ним через лужайку. Подхватив на руки пухлого малыша, Джемайма предложила Пласиде немного передохнуть.

Глядя, как Беатрис играет в мяч с Альфи, Джемайма надеялась, что у ее золовки хватит смелости освободиться от контроля своей мачехи и остаться в замке.

Почти через час к ним присоединился Алехандро. На нем были легкие хлопчатобумажные брюки и такая же рубашка с закатанными рукавами. Встретив взгляд золотистых глаз, Джемайма покраснела, вспоминая интимные моменты прошлой ночи. Альфи просиял, увидев отца, и бросил ему мяч. Беатрис извинилась и ушла, сказав, что ей нужно помочь собраться донье Гортензии.

Джемайма сумела придержать свое любопытство, пока Алехандро и Альфи дурачились с мячом. Когда они вдоволь наигрались, Алехандро предложил спуститься к озеру, а потом прокатиться на машине.

— Я и не знала, что донья Гортензия твоя приемная мать!

Алехандро сжал губы:

— Она единственная мать, которую я помню. Моя родная мать умерла вскоре после моего рождения.

— Представляю, какая это была потеря для твоего отца, — тихо проговорила Джемайма.

Алехандро хмыкнул:

— Не прошло и полгода после ее смерти, как он снова женился. Гортензия, а не моя мать была любовью его жизни! Он благословлял землю, на которую она ступала, и чуть не довел всех нас до банкротства, стараясь всегда давать ей самое лучшее.

Теперь Джемайма не была так уж уверена насчет его безмятежного детства.

— Они были счастливы?

— Он был счастлив, но она… Не думаю, что она когда-нибудь чувствовала себя удовлетворенной. Отец очень беспокоился о Гортензии и, когда умирал, просил меня и Беатрис всегда относиться к ней как к родной матери. Это было его последним желанием. До сегодняшнего дня мне не приходило в голову, что, во всем потакая ей, я поступаю нечестно по отношению к тебе.

— Почему сегодня? — спросила Джемайма. — Что случилось сегодня?

— Разве ты не сказала, как она обращалась с тобой? Тебе следовало сказать мне об этом раньше. — Тон его голоса был скорее озабоченным, чем укоризненным — Это твой дом, и как моя жена ты имеешь право быть тут хозяйкой.

— Я не уверена, что справилась бы с такой ответственностью, — просто сказала Джемайма, желая в тот момент только одного — не добавлять лишнего груза на его плечи.

Его лицо стало жестче.

— Но у тебя просто не было возможности попробовать! Если бы Гортензия не допекала тебя своим высокомерным презрением, думаю, ты прекрасно бы справилась.

— Это тебе Беатрис сказала? — спросила Джемайма, глядя на озеро под ними, поблескивающее сквозь серебристую листву оливковой рощи, словно зеркало, лежащее в долине.

Лицо Алехандро помрачнело.

— Она могла бы вообще ничего не говорить. То, что моя мачеха сказала о тебе сегодня, было вполне достаточным, чтобы понять, как она обращалась с тобой раньше. Единственно возможное решение — она должна уехать.

— Ты сожалеешь об этом?

— Сожалею? — Он жестко рассмеялся. — Хотя мы с Беатрис и относились к ней как к родной матери, она сама не питала к нам никаких теплых чувств. Она отправила нас в закрытую школу, а после рождения Марко постаралась, чтобы я как можно меньше виделся со своим отцом.

— Тогда ты еще слишком добр к ней… — помолчав, пробормотала Джемайма.

— Моя вина в том, что я не учел, как она отнесется к тебе. — Алехандро мягко взял ее за руку. — Надеюсь, ты сможешь переступить через это неудачное начало и полюбить и этот дом, и землю, и людей, живущих на ней.

То, что ради нее он так много хотел изменить и что уже сделал первый шаг, обрадовало Джемайму. Но больше всего ее поразило выражение его глаз. Алехандро действительно хотел, чтобы их брак был настоящим. Даже если это и было в основном из-за ребенка, его желание сделать так, чтобы и ей было здесь хорошо, произвело на Джемайму впечатление. Это начало было куда лучше того начала, когда они только поженились.

Изящная фигурка в шелковом костюме насыщенного изумрудного цвета, оттеняющего рыжеватые волосы, показалась на подиуме.

Джемайма чувствовала, как колотится ее сердце. Она положила перед собой маленькую карточку. На всякий случай, если вдруг что-то забудет. Впрочем, речь была довольно короткой, к тому же она несколько раз повторила ее перед Беатрис.

Тем не менее нервы ее были напряжены, на верхней губе выступили капельки пота. Наконец, получив одобрительный кивок от распорядителя, Джемайма начала говорить. Говорить о том, что женщинам, пострадавшим от своих мужей, должно быть предоставлено убежище. И проводимый сегодня сбор пожертвований будет направлен на строительство домов, где женщины и дети могли бы находиться в безопасности и иметь возможность снова наладить свою жизнь.

В самом конце зала Джемайма заметила Алехандро. Рядом с ним сидела Беатрис. Беатрис ободряюще улыбалась ей. Куда труднее было сказать, что чувствовал и о чем думал Алехандро. И все же Джемайма была рада, что ему удалось перенести его деловую поездку и быть рядом с ней на этом вечере. Она вернулась к их столику удовлетворенная, ведь ей удалось справиться со своими нервами. Благотворительностью она решила заняться по совету Беатрис, которая всегда имела к этому склонность. Вряд ли Джемайма могла бы поделиться этим со своим мужем, но она действительно испытывала огромное сочувствие ко всем пострадавшим от мужей женщинам и их детям, с которыми она успела здесь познакомиться.

Алехандро протянул ей руку:

— Ты была великолепна, esposa mia [7] . — Он назвал ее своей женой голосом, в котором сквозили гордость и признание.

И до этого им обоим пришлось пройти совсем немалый путь, залечивая еще не до конца зажившие раны прошлого.

За минувшие два месяца Джемайма по-новому взглянула на своего мужа. Похоже, каким-то образом им удалось преодолеть прошлое, хотя иногда она и боялась, что все это может оказаться только временным. О Марко и об исчезнувших деньгах больше не было сказано ни слова.

К тому же сейчас у них появилось время, чтобы вместе наслаждаться жизнью, которого в прошлом никогда не было. Два года назад Алехандро целыми днями пропадал на работе, а она оставалась одна, словно отрезанная от всего мира. Именно одиночество и заставило ее почувствовать особое расположение к Марко, тем более что тот так по-дружески к ней относился! Но за эти два года Алехандро, наверное, понял, как можно найти время для нее и для Альфи. Он возил их по долине, знакомил с ее жителями, и впервые за все время Джемайма почувствовала, что поместье и замок могут стать ее домом.

А день открытия замка для публики дал ей возможность проявить свои способности флориста. Семьи друзей и родственники, которые присутствовали на этом вечере, были под впечатлением, и Джемайма даже получила несколько приглашений в качестве консультанта по оформлению торжественных местных мероприятий. Став наблюдателем в благотворительном фонде, Джемайма не была уверена, что ей хотелось бы основательно заниматься тем, что могло перерасти в еще один бизнес. Теперь, когда рядом не было доньи Гортензии, Джемайма стала приглашать гостей в замок и обнаружила, что ей вполне достаточно просто оставаться самой собой.

Дни Альфи тоже отличались большим разнообразием, чем в Чалбери-Санкт-Хеленс. Его окружали люди, которые могли подарить ему свое внимание. Через некоторое время Альфи стал очень требовательным. Детские истерики следовали одна за другой, стоило ему только услышать слово «нет». Джемайма сделала открытие, что Алехандро — совершенно непреклонному в большинстве случаев — приходилось совершать над собой усилие, чтобы оставаться твердым с сыном, когда маленький мальчик бросался на землю, изображая мировую драму.