А иначе разве смог бы он с такой легкостью отказаться от их дружбы, которая, как он клялся, так много значила для него? Разве смог бы позволить Алехандро поверить, что его жена спала с ним, его братом? Зачем, черт возьми, он сделал это?! Как он мог оказаться таким жестоким по отношению и к брату, и к ней, его другу? Джемайма до сих пор не могла этого понять. Она только знала, что Марко уехал в Нью-Йорк и погрузился в новую жизнь, совершенно не беспокоясь об оставшихся проблемах, возникших в основном благодаря ему.

В ней начало закипать раздражение. Почему она должна чувствовать себя виноватой за чью-то ложь и за то, что кто-то отказывался ей верить? Почему она должна разделять чью-то вину, в то время как она просто жертва лжи Марко и недоверия мужа?

Быстрым движением Джемайма откинула одеяло, набросила на себя шелковый халат и отправилась на поиски Алехандро. Если она будет постоянно молчать, это ей не поможет. Вспоминая холодность Алехандро в тот день, когда он произнес имя брата, она была уверена, что на прощение рассчитывать бесполезно.

Алехандро не работал у себя в кабинете. Он стоял на широком балконе, облокотившись на каменную балюстраду, его профиль четко вырисовывался на ночном небе, усыпанном яркими звездами. Джемайма задержалась у балконных дверей. Электрический свет в комнате, обрамляя пышные кудри, придавал ее волосам розоватый оттенок.

— Я думал, что ты давно уже спишь, — сказал Алехандро, наградив ее ледяным взглядом.

— Ну, не настолько же я толстокожая! Мне не нравится чувствовать себя виноватой, когда я не сделала ничего дурного.

— Давай не будем начинать снова… — поморщился Алехандро.

— Марко неплохо на тебе отыгрался, — произнесла Джемайма, гордо выпрямляя спину. — Решив поверить брату, а не жене, ты дал ему возможность мучить тебя…

Он резко повернулся к ней:

— Никто меня не мучает! — Его скулы напряглись. Он сделал движение, словно леопард, готовый прыгнуть на свою жертву.

— Ну хорошо, тогда это мучает меня! — Ей захотелось наконец прояснить ситуацию и заставить мужа выслушать ее. — Между нами опять словно разверзлась пропасть!

Он усмехнулся:

— Ты удивлена?

Ее щеки вспыхнули. Джемайма чувствовала горечь и злость, боль и страх. Не слишком удачное сочетание, чтобы быть тактичной. Ее нервы на пределе. Она устояла перед желанием приблизиться к нему. Впервые после возвращения в Испанию Джемайма боялась, что он ее оттолкнет.

— Не делай этого с нами! — взмолилась она.

Его взгляд скользнул по ее лицу, шее, по узкой ложбинке на груди, прерывающейся кружевами ночной сорочки.

— Иди спать, пока мы не наговорили друг другу такого, что потом трудно будет простить, — буркнул Алехандро.

Он опять хотел отложить этот вопрос и не отвечать на ее откровенность. Ей стало страшно. К каким последствиям могла привести такая нерешительность?

— Я не боюсь! И не собираюсь никуда убегать. Я хочу быть с тобой.

— Но может, я не хочу быть с тобой сейчас.

Это признание словно ударило Джемайму. Она почувствовала тошноту и головокружение. Однажды, когда она была в очередной раз загнана в угол, Алехандро сказал ей, что она похожа на дикую кошку, готовую царапаться и кусаться.

— Только потому, что ты не позволяешь себе хотеть этого, — сказала она, с вызовом поднимая подбородок и делая шаг к нему.

— Ты как ребенок! — В лунном свете его глаза мерцали каким-то потусторонним блеском. — Если бы я мог оставить все позади и больше не думать об этом, я бы давно это сделал!

В ее сознание хлынул поток счастливых образов последних недель. Она рисковала всем, что было важно для нее, а не только счастьем и удовольствием. Она проклинала Марко и хотела бы никогда не иметь с ним никаких отношений.

Джемайма замерла на месте, желая приблизиться и не решаясь, мечтая ощущать себя желанной, нуждаясь в этом.

— Идем в постель, — тихо прошептала она, ненавидя себя за то, что ей приходится разыгрывать эту карту.

— На это я тоже сегодня не настроен, — холодно заметил Алехандро.

Разговаривать с ним, когда он пребывает в таком настроении, было все равно что умирать от тысячи ран. Алехандро слишком хорошо себя контролировал, чтобы накричать на нее, но он все равно не сказал бы того, что думал. Да и нужно ли ему это? Во всяком случае, не тогда, когда каждое его слово так и сочилось издевкой.

— Зачем ты просил меня дать нашему браку еще шанс, если собирался так себя вести? — спросила она с горечью.

— Я никогда не говорил, что смогу простить тебя, но, учитывая обстоятельства, мне казалось, я поступаю правильно.

— О да, конечно! А мне кажется, сейчас ты точно так же пытаешься разрушить наши отношения, как делал это в прошлом.

Его глаза блестели, словно черный оникс. Если ее можно сравнить с кошкой, то его — с острой, как бритва, саблей.

— Я все разрушил?

— Когда тебе наконец придется признать, что у меня не было романа с твоим братом, кого тогда ты будешь обвинять? Если так и дальше будет продолжаться, то закончится все это очень скоро. Ты, может, и не простишь меня, но и я тоже начинаю думать, что потеряла достаточно своего времени на отношения, которые давно уже умерли.

Он замер. Его лицо так напряглось, что казалось обтянутым кожей.

— Они не мертвы.

— Прямо сейчас они мертвы… мертвы, как птица додо! Мне не стоило опять тратить на тебя время. Мне следовало получить развод и найти себе мужчину, который действительно хотел бы меня, а не оставаться рядом с упрямым ревнивцем, чтобы он рвал нас обоих на части из-за какого-то гипотетического романа!

— Я действительно тебя хочу, — сказал Алехандро. — И не соглашусь на развод.

— Не можешь жить со мной, не можешь жить без меня, так, что ли? Но зато я могу жить без тебя! И доказала это. У меня была хорошая, налаженная жизнь…

— Ну, не настолько хорошая, раз ты с удовольствием вернулась к более обеспеченной жизни со мной.

Джемайма побледнела от ярости:

— Я вернулась только ради Альфи! Хватит делать из меня золотоискательницу!

Молчание накрыло их, как одеялом, уничтожая весь кислород. Задыхаясь, Джемайма ждала, что Алехандро возьмет свои слова обратно. Но он только молча смотрел на нее, как будто она получила именно то, что заслужила. Ее решительный отказ исполнять роль неверной жены стоял перед ними как непреодолимое препятствие. Алехандро мог бы найти способ примириться с этим, если бы ей удалось его убедить, что она действительно раскаивается. Никаких других путей не было, они оба застряли в своих тупиках, не желая признаваться в поражении.

— Я никогда не хотела тебя из-за денег. Может, я была неосторожна и потратила слишком много, но это не от жадности и не благодаря какому-то заранее составленному плану…

Его настороженный взгляд был прикован к ее лицу.

— Ну, в это я еще могу поверить, — заявил он, удивив ее таким неожиданным доверием.

— Мне действительно жаль, что так получилось, — призналась Джемайма, ободренная мыслью, что хоть в этом она может быть искренней. Она выбросила, считай на ветер, тысячи фунтов — и все же до сих пор у нее не хватало духа признаться, на что пошли эти деньги.

Алехандро сделал шаг вперед:

— Все дело во времени. Мои предприятия слишком разрослись, нависла угроза сокращения. Возможно, это был самый неподходящий момент, чтобы начать сорить деньгами… Правда, и мне в таком случае не следовало отдавать в твое распоряжение слишком много.

Она не смогла сдержать своего изумления:

— Так, значит, у тебя были финансовые проблемы? Но почему… почему ты мне ничего не говорил?!

Его губы сжались.

— Мне не хотелось беспокоить тебя.

У нее вдруг защипало в глазах.

— Но я думала, ты такой богатый… — сказала она, прежде чем сообразила, как это по-детски звучит.

— У тебя не было повода что-то подозревать, — пробормотал Алехандро. — Но отец оставил так много денег своей жене и Марко, что до последнего времени мне стоило огромного труда даже просто удержаться на плаву.